Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Плач и причитания Особым ритуалом считались плач и причитания, начинавшиеся женой усопшего, которая должна была «вопить» до конца траурных мероприятий. Во время похорон нанимались профессиональные плакальщицы, кривлявшиеся и вопившие «точно какие волки или собаки».

Глава 499: Какие причитания по покойному нежелательны.

Глава 499: Какие причитания по покойному нежелательны. 620 (1291). Сообщается, что аль-Мугира, да будет доволен им Аллах, сказал: «Я слышал, как пророк, да благословит его Аллах и приветствует, сказал: “Поистине, возводить ложь на меня совсем не то, что возводить ложь на любого

Причита́ния (причёт, причеть, заплачка, вой, вытье, вопли, голошение, голосьба) - жанр обрядового фольклора, состоящий из жалоб и плачей, которые считались традиционно-обязательными элементами некоторых семейных обрядов, преимущественно связанных с трагическими обстоятельствами.
В причитаниях выражается горе по поводу какого-то конкретного события (смерти близкого человека, войны, стихийного бедствия и т. д.). Причитания отражали сам обряд, во время которого исполнялись причитания и выражали эмоциональное состояние его участников. Содержание причитаний могло заключать в себе просьбу, наказ, укор, заклинание, благодарение, извинение, сетование. Особенно важна роль сетований, помогавших излить чувство горя.
В большинстве культур причитания исполнялись только женщинами (сольно или попеременно), хотя у некоторых народов (курды, сербы) существовали специфические мужские плачи. Из народной среды издавна выделялись особенные знатоки причети - вопленицы (другие названия: плакальщицы, плачей, причетницы, стиховодницы, подголосницы). Исполнение причитаний становилось их профессией.
В русской народной традиции причитания образуют обширную область "плачевой культуры" (Т. А. Бернштам), генетически соотнесённую с обрядами перехода.

Возникновение

Объект причитаний

Виды причитаний

Свадебные причитания
Свадебные причитания – это тексты, исполняемые невестой, ее родителями и родственниками охватывающие близкий ей круг тем (при просватанье, шитье приданого, на посидках, при расплетении косы, особенно перед самым венцом), описывающие ее переживания и чувства.
Свадебные причитания более разнообразны по тематике (темы разлуки, воспоминаний о девичестве, грусти перед будущим) и в сильной степени связаны с песенной лирикой. От похоронных их отличает большая условность и вариативность стереотипных формул и тем в пределах одного текста и обряда. Это обусловлено тем, что они были не только естественным выражением трагических переживаний, но и способом выражения определенной обрядовой роли. Ориентируясь на ритуальную сторону обряда, К.В.Чистов подразделил первый тип причитаний на сговоренные, гостибные, баенные, собственно свадебные и плачи прощания с "красотой".

Рекрутские, солдатские причитания , т. е. причитания по отдаваемому в солдаты мужу, сыну, брату. Русские рекрутские причитания, созданные ужасными условиями сначала петровской, а позже 25-летней николаевской военной службы, представляют собой сплошной стон, выражая ужас крестьян перед рекрутчиной, жестоким обращением с солдатом, кандалами - частым спутником солдатчины, - барами, судьями, народными заседателями и всем аппаратом царского режима. В этом отношении рекрутские причитания являются выразителями резкого социального протеста.

Бытовые внеобрядовые причитания , которые могли слагались женщинами в тяжелых ситуациях (например, после пожара, во время тяжелой работы).

Способ исполнения причитаний

Вопреки мнению некоторых исследователей причитания не являются свободной импровизацией, хотя допускают большую долю индивидуального творчества воплениц.
Они строятся из двух или трех частей ("зачало" и "обидные стихи", по терминологии самих воплениц), богаты общими штампованными формулами, пользуются как преобладающими приемами сравнением и обращением и всегда слагаются из стихов. Исполняются причитания тягучей, речитативной монотонной мелодией с длинным фермато в конце каждого стиха, и завершается конец стиха рыданием, естественным или искусно имитируемым.

Важной особенностью причитаний является импровизационность. Причитания исполняются всегда по-разному, причем в данном случае речь идет не об обычном для традиционной культуры варьировании устойчивого текста. Каждое причитание складывается одномоментно в процессе совершения обряда. Хотя плакальщица активно использует "общие места", характерные для местной традиции причетов, каждый порождаемый ею плач уникален. Обрядовый контекст похоронных плачей обусловил специфический характер их поэтического языка. Причитания должны были одновременно выражать высокую степень эмоционального напряжения (безутешное горе, накал скорбных чувств), иметь характерный облик спонтанного речевого акта и удовлетворять жестоким обрядовым регламентациям.

Помимо свадебных причитаний , которые занимают такое значительное место в свадебной обрядности, существовали причитания похоронные и рекрутские.

Причитания создавались, как импровизации. Это характерная жанровая черта и похоронных, и свадебных, и рекрутских причитаний. То, что причитание импровизировалось, не дает, однако, оснований утверждать, что оно не связано с традицией народной поэзии. Это означает только, что они никогда дважды совершенно одинаково не исполнялись. Но хотя они и не повторялись целиком, при создании каждого нового текста вопленица (или плакуша, плачея, как называли плакальщиц) опиралась на традиционные, переходящие из произведения в произведение образы, устойчивые словесные формулы, отдельные эпизоды и сюжетные положения, существующие самостоятельно поверья и т. п. Используя богатства народной поэзии, вопленицы создавали картины действительной жизни, рассказывали о действительно живущих людях, обогащали традиционную поэтическую образность, традиционный поэтический язык привнесениями, почерпнутыми из реальной действительности, своими наблюдениями и обобщениями. Нередко художественный образ, возникший из сочетания народной традиции с поэтическим вымыслом плакальщицы, запоминался, подхватывался и обогащался в причитаниях, складываемых другими людьми в связи с другими событиями жизни. Так в причитании выражалась коллективность народного творчества.

Чем активнее была импровизация при создании причитаний, тем более значительные произведения создавались. На русском Севере, где большая сохранность эпического творчества (былин, сказок) приводила к развитию импровизационного искусства в пределах эпической повествовательной традиции, создавался особый тип причитаний, имеющих вид лиро- эпических поэм с общественной и семейной тематикой. Картины жизни крестьян (а в рекрутских причитаниях - службы в царской армии) являются в них типическими обобщениями реальной жизни.

От северных причитаний отличаются южнорусские, которые так же, как украинские и белорусские носят характер эпического повествования. Социальная и художественная значимость южнорусских причетов меньшая. Они в большинстве случаев содержат искренние, глубоко эмоциональные горестные восклицания, выражают личное горе; в тексте их нет глубоких социальных обобщений, которые встречаются в лучших образцах северных причитаний.

Импровизация причитаний требовала поэтической одаренности и навыков в использовании художественных образов и стихотворного языка. В той или иной мере способность импровизировать причет приобретали все женщины - это своеобразная форма специфического творчества. Слушая с детских лет похоронные, свадебные, рекрутские причитания, женщины запоминали их детали, образы, обороты речи и впоследствии использовали их, когда приходилось оплакивать умершего или рекрута, или прощаться с девичеством и родной семьей. Естественно, что из рядовых исполнительниц причитаний должны были выделиться поэтически более одаренные. Некоторые женщины, обладающие поэтическим даром импровизации, становились профессиональными вопленицами, которых приглашали на похороны или на свадьбу плакать от имени родственников покойного или невесты. Слава о наиболее даровитых плачеях выходила далеко за пределы селений, в которых они жили. Самой известной вопленицей, от которой в XIX в. записывали причитания, была Ирина Федосова; расцвет ее творчества приходился на пореформенный период. Записей плачей от особенно одаренных воплениц дореформенной России фольклористика не сохранила

Похоронные причитания являются древнейшим видом этого жанра. Оплакивание покойников известно у всех народов, как один из очень древних обрядов, в котором отразились верования людей, их представления о том, что человек продолжает жить после смерти и что умершие предки помогают или вредят живущим. Древность похоронного оплакивания у славян подтверждают арабские путешественники, описавшие обряд погребения, существовавший у славянских племен еще до Киевского государства. О плачах по умершим в древней Руси упоминают летописи, жития, различные произведения древней русской литературы.

Древнейший обряд оплакивания покойников в феодально- крепостнической Руси сохранялся не столько как религиозный, сколько как бытовой. Он, несомненно, отразил религиозные воззрения людей; их поверья; представления о душе человека, о которой говорили, что она летает в виде птицы среди живых сорок дней после того, как покинет тело умершего; о смерти, изображавшейся чаще всего в виде костлявой старухи, и др. Отражение суеверных и религиозных представлений в похоронном обряде и причитаниях, несомненно, интересно для исследователей. Однако значение обряда оплакивания не столько в этом, сколько в отражении в причитаниях жизни крестьянина. Разнообразные образцы причитаний можно разбить на три группы: 1) отражающие первобытные представления человека о загробной жизни; 2) порожденные христианскими легендами представления о потустороннем мире и о расставании души с телом; 3) отразившие общественный и семейный быт крестьянства. Наиболее значительными следует признать последние.

Похоронные причитания сопровождали весь обряд. Умершего оплакивали во время омовения тела, выноса его, а также в процессе прощания с покойным и погребения его.

Композиционное построение причитаний разнообразно, но все же в них можно выделить зачин (начало причитания) и основную эпическую часть, состоящую из ряда самостоятельных мотивов (повествование).

Зачин в некоторых случаях имеет форму восклицания общего характера:

«Ох-ти, мнешенько тошнешенько И сердечку тяжелешенько...» г. «Ох-ти, мне, бедной горюшице...» . «Ох-ти, мне да мне тошнешенько, По сегодняшнему дёнечку

О долил а меня, беднушку, Как проклятая оби душка Да злодейная кручинушка!» .

Но гораздо чаще зачин вводит оплакивающую женщину в круг образов, определяя ее родство с умершим (мать, дочь, жена, сестра, племянница и т. д.) и ее отношение к нему. Часто встречающаяся форма такого зачина - приход оплакивающей женщины в дом или в комнату, где лежит умерший.

«Допуети-тко меня, беднушку,

Как к удалой-то головушке...» .

«Сяду я, победна вдова-горенашица,

На белую бруеовую лавочку

По ряду к своей милой венчальной ладенки...» .

Эмоциональность такого зачина, раскрытие в нем глубокого горя человека, близкого умершему, ддет тональность всему причитанию.

Эпическая часть причета в большинстве случаев делится на отдельные абзацы, которые нередко начинаются с обращения или к силам природы, или к олицетворенной смерти, или к окружающим людям, или к умершему. Каждый такой абзац является самостоятельным мотивом причитания, он включает законченную мысль, рисует какую-либо отдельную картину. Среди мотивов, разработанных причитаниями, наиболее популярны мотив прихода смерти и защиты от нее крепкими запорами, откупом, мольбами пощадить человека (смерть беспощадна, от нее ничто не может спасти); мотив обращения к высшим силам с просьбой вернуть жизнь усопшему (силы небесные не слышат мольбы крестьянки или не хотят исполнить ее просьбу); мотив обращения к стихиям - ветрам, вихрям - с просьбой расколоть гробову доску, поднять умершего, вдохнуть в него жизнь; мотив обращения к умершему - встать, ожить, вернуться в родную семью, «на крестьянскую работу шку, да к крестьянской этой жирушке» (жирушка - жизнь; умерший безгласен, не слышит, не восстанет из мертвых); мотив утраты надежды на свидание с умершим и сознания своей сиротской доли (нередко этот мотив получает особенно детальную разработку, включая картины жизни в семье и обществе бесправной вдовы, сирот, вынужденных побираться, вечно голодных и холодных, и др.); мотив благодарности «попам - отцам духовным» за похороны, гробовщикам за изготовление гроба; мотив приглашения мертвеца в гости и просьба посмотреть на то, как мается, как тяжко живет его- семья.

Кроме этих мотивов, встречаются другие - обращения к могильщикам с просьбой сделать получше могилу - «послед- ню домовиночку», встречи с горем-обидой, разговора с птицей- вестницей и пр.; но они менее популярны. Порядок следования мотивов свободный, варьируемый. Нередко встречаются плачи, использующие всего один-два мотива (такие плачи характерны для рядовых, поэтически малоодаренных воплениц). Следует также заметить, что один и тот же мотив может быть разработан в разных разделах плача. Особенно часто такая дробная разработка дается мотиву утраты надежды на свидание с умершим и осознания сиротской доли его родных. Так, в плаче по мужу, записанном от А. М. Пашковой, детали этого мотива составляют канву, в которую вплетаются остальные. Плач А. М. Пашковой начинается с просьбы к Обидушке допустить ее - вдову - «ко венчальной ко семеюшке» (мужу), взятому «скорой смертушкой». Вдова говорит Обиде о тяжкой судьбе, какая ждет ее: смерть взяла ее мужа

И оставила мне, беднушке, Много маленьких детушек... Как скажи-тко ты, пожалуйста, Нас кто станет кормить, поить. Как поля неносеяны, Стоги не напаханы И закрома не насыпаны?..

Когда вносят гроб в дом, вдова спрашивает усопшего, по уму ли ему, по разуму ли это «хоромное строеньице»; вдова зовет к себе детей, чтобы они вместе с ней просили мертвого очнуться.

Опустело вито гнездышко Уж вы по миру находитесь, Вы куски насобираетесь...

Ни на призывы встать, ни на письма скорописчаты не ответит своей вдове муж.

Как вдоветь вдове по-доброму... На крылечко не выскакивать. Наб скрепить сердце ретивое, Понабраться ума-разума, Повозростить своих детушек.

Умершего кладут в гроб, и вдова просит покойного попрощаться со всеми, кто пришел проводить его в последний путь. Соседей спорядовых она просит проститься с ее умершим мужем, а также помочь ее семье:

Не оставьте-тко, пожалуйста, Моих миленьких детушек; При нужде нашей, при горести Уж будьте вы наши помощники...

Когда покойного отпели в церкви, вдова в причете рассказывает о безразличии к ее горю попов - отцов духовных.

Как попы поют мешаются, Дьяки читают, усмехаются... Подаянья не начаюгся...

В отчаянии вдова молит богоматерь вернуть ей мужа. Но богородица называет ее неразумной. В плаче вдовы богоматерь говорит:

Уж как век того не водится, Что из мертвых живы становятся...

Муж ее - удалая головушка -

На крестьянской на работушке... Он истратил свою силушку, Погубил свою головушку, Приоставил нас, беднушек, На вековое скитаньице.

У могилы вдова признается, что и она рада была бы пойти вслед за мужем «во сыру землю» - «только жалко мне тошне- хонько своих маленьких детушек»

Этот плач характерно раскрывает сиротскую судьбу семьи умершего. Не философско-религиозные раздумья, а вполне земные заботы, осознание жизненных тягот крестьянской семьи, оставшейся «без заботника, без работника», составляет содержание причитания. Неизбежность грядущего горя-зло- частья осиротевшей семьи подчеркивает риторичность причитаний - это характерная особенность их стиля. Плачея задает риторические вопросы - где ей сесть около покойника, что ждет вдову, мать, детей, как будут относиться к семье умершего соседи - крестьянский мир, и сама отвечает на них, обобщая типические явления жизни. Риторика в плачах сообщает им не только торжественность, отвечающую оплакиванию умершего, но и утверждает неизбежность ожидаемого.

Похоронные причитания в сущности стали сказами о жизни умершего и его семьи в старой русской деревне. Материал для создания причитаний, очевидно, давала сама жизнь. То, что причитание-оплакивание из акта обрядово-религиозного стало актом обрядово-бытовым, дало возможность применить его не только к похоронной обрядности, но и к другим семейным обрядам. Причитание вошло как важнейший элемент в свадебную обрядность; к этому толкнуло осознание того, что роди

тели, отдавая девушку в семыо мужа, навсегда теряли ее - потому она и оплакивала девичество и родительскую семью. Как особая форма причитаний в XVIII в. (с созданием армии и введением бессрочной и долгосрочной военной службы) возникают рекрутские плачи; отдать парня в царскую службу значило никогда его больше не увидеть, потерять его, как мертвого. Естественно, что рекрутские причитания, черпая факты из жизни, раскрывали судьбу рекрута и солдата, и ад которыми измывались «офицеры-генералы да начальнички». Были случаи, когда в крепостной России оплакивали девушек, отдаваемых в дворовые

Все эти разновидности жанра причитаний существуют как самостоятельные, импровизируемые произведения, рассказывающие о судьбах крестьянина и его семьи в различные периоды жизни - от рождения и до смерти. В правдивости повествования, в реальности картин жизни и заключается непреходящая ценность причитаний.

Причитания (прийчетъ, причет, плач) - древний жанр фольклора, генетически связанный с похоронным обрядом.

Объект изображения причитаний - трагическое в жизни, поэтому в них сильно выражено лирическое начало. Эмоциональная напряженность определяла особенности поэтики: обилие восклицательно-вопросительных конструкций, восклицательных частиц, синонимических повторов, нанизывание сходных синтаксических структур, единоначатия, экспрессивные словообразования и т. д. Мелодия в причитаниях выражена слабо, зато большую роль играли всхлипывания, оханье, поклоны и проч. Причитания создавались от имени того, кому посвящен обряд (невесты, рекрута), или от имени его родственников. По форме они представляли собой монолог или лирическое обращение.

В центральной и южной России причитания имели лирический характер и были невелики по объему, они исполнялись речитативом. Северные причитания исполнялись напевно, протяжно и отличались своей лироэпичностью. В них была развита описательность, подробный рассказ о происходящем. Даже незначительная деталь могла получить развитие.

Например, невеста задает риторические вопросы кирпичной белой печеньке: "Кто огню был выдувателем. Кто лучинки подавателем, Кто светилу зажигателем?" Она сама знает ответ: выдувала огонь матушка, подавал лучину братец. В поле зрения вопленицы оказывается лучина, и развивается микросюжет:

Как у мила братца родимого

Была этая лучининка

На болоте была ссечена.

За три года была сменена ,

По-мелку была расколота,

На-часту была расщипана.

По собаке домой вожена.

На трех грядочках дымлёная,

Во трех печеньках сушеная,

К этой свадебке пасёная!

Такая детализация приводила к осложнению текста. Структура причитаний была открытой, содержала возможность наращивания строк.

В основе способа исполнения причитаний лежала импровизация, так как каждый раз причитание было обращено к определенному человеку и должно было в своем содержании раскрывать конкретные черты его жизни. Причитания функционировали как разовые тексты, при каждом исполнении создаваемые вновь. Однако в них активно использовались накопленные традицией словесные формулы, отдельные строки или группы строк. Традиционные образы устной поэзии, устойчивые стереотипы переходили из одного произведения в другое, отражали психическое настроение человека в минуты скорби и печали. Причитание - это импровизация с использованием устойчивых, традиционных форм и под влиянием однородного по идее содержания, когда-то отлившегося в эти формы.

Композиция причитаний формировалась по ходу обряда.

Как видим, причитания выражали эмо­циональное состояние его участников. Содержание причитаний могло заключать в себе просьбу, наказ, укор, заклинание, благода­рение, извинение, сетование. Особенно важна роль сетований, по­могавших излить чувство горя.

В художественном мире причитаний важную роль играла си­стема образов. Помимо образов реальных участников обряда, в причитаниях возникали образы-олицетворения, образы-символы, поэтические сравнения и метафорические замены.

Олицетворения - это персонификация болезни, смерти, горя, сходная с мифологической и поэтической персонификацией в самом обряде (напр., девья красота). Олицетворение - суще­ственный стилеобразующий прием. Так, в севернорусских сва­дебных причитаниях олицетворялись печь, изба:

В доме всё переменилося!

По мне окошко запечалилось.

Все стеколка затуманились:

Не видать да свету белого

Под косивчатым окошечком!

Олицетворялся даже голос причитающей невесты: он должен побежать со устое да серым заюшком, Со язычка горносталюш- ком... Невеста просит его не задерживаться у рек за переходами, У ручьев за перебродами, У полей за огородами, а направиться пря­мо во церковь во соборную и там ударить в большой колокол - чтоб шел звон по Русиюшке.

Образы-символы имели общефольклорный характер (белая ле­ бедушка, красное солнышко). В отличие от свадебных песен, при­читания в меньшей мере использовали образы-символы, но бо­лее глубоко разрабатывали поэтические сравнения, относящие­ся к реальным участникам обряда. Сравнения достигали необы­чайной художественной выразительности:

Будто вороны слеталися,

А там два свата съезжалися.

Причитания склонны разворачивать систему сравнений , на­гнетая вызываемое ими эмоциональное впечатление. Вот как передается смерть дочери:

Быв как дождички уходят во сыру землю,

Как снежочки быдто тают кругом-наокол огней.

Вроде солнышко за облачко теряется,

Так же дитятко от нас да укрывается;

Как светел месяц поутру закатается,

Как часта звезда стерялась поднебесная.

Улетела моя белая Лебёдушка

На иное, безвестное живленьице!

Возникали и другие психологические параллели .

В саду яблони повянули,

В саду вишенки поблекнули.

Захлебнулись птички-ташечки <пташечки>,

Задавшись соловеюшки!

Архаичной чертой является система метафорических замен. Некогда существовал запрет произносить вслух имя человека и раскрывать его родственные связи, вследствие этого появлялись его обозначения через иносказание. Например, умершего хозя­ина дома вдова называла желанной семеюшкой, законной держа вушкой, ладой милыим. Со временем метафорические замены сде­лались поэтическим приемом.

В причитаниях использовались эпитеты, гиперболы, слова в ласковой форме (с уменьшительными суффиксами), разнооб­разная поэтическая тавтология.

Исполняли причитания, как правило, женщины (сольно или попеременно). Свадебные причитания могли исполняться са­мой невестой или вместе с хором ее подруг, а при выводе ее к свадебному столу - подголосницей. Из народной среды издавна выделялись особенные знатоки причети - вопленицы (другие названия: плакальщицы, плачей, причетницы, стиховодницы, под- голосницы). Исполнение причитаний становилось их професси­ей.

Одна из замечательных профессиональных воплениц второй половины XIX в. - И. А. Федосова, которая с тринадцати лет уже была известна по всему Заонежью. В 1867 г. в Петрозаводс­ке с ней познакомился преподаватель семинарии Е.В. Барсов. Он записал от нее похоронные, рекрутские и свадебные причи­тания, которые составили основу трехтомного издания. Эта пуб­ликация принесла Федосовой широкую известность. Впослед­ствии вопленица выступала со своим искусством в Петрозавод­ске, Петербурге, Москве, Нижнем Новгороде, Казани - и везде вызывала восхищение. В посвященном ей очерке "Вопленица" М. Горький писал: "Федосова вся пропитана русским стоном, около семидесяти лет она жила им, выпевая в своих импровиза­циях чужое горе и выпевая горе своей жизни в старых русских песнях... Русская песня - русская история, и безграмотная старуха Федосова, уместив в своей памяти 30000 стихов, пони­мает это гораздо лучше многих очень грамотных людей" 4 .

1Зырянова И.В. Свадьба и сказка // Фольклор и литература Урала. – Пермь, 1976. – Вып. 3. – С. Соотв. 43, 41.

2Народные русские сказки А.Н. Афанасьева в трех томах. – Т.II. – М., 1985. – С. 312-314.

Колесов В.В. мир человека в слове Древней Руси. – Л., 1986. – С. 206-207.

3Круглов Ю.Г. Русские свадебные песни. – М., 1978. – С. 49.

4М. Горький о литературе: Литературно-критические статьи. – М., 1955. – С. 17-18.

Поминальные плачи были закреплены за определенными днями: девятым, двадцатым (полусороковины), сороковым (сороковины), годовщиной и так далее. Причитания не имеют устойчивого текста. В них большую роль играет импровизационное начало и, следовательно, поэтические способности самих плакальщиц...

Традиционный похоронный обряд всегда сопровождался причетами (плачами). В Новгородской области причет называется иногда "плакать на голос", а в Старорусском районе говорят - "голосить", "голошение". Можно отметить явное убывание традиции от 70-х к 90-м годам. В середине 90-х годов плачи записываются все реже и реже. Это касается и похоронных и свадебных плачей. Если говорить о плачах похоронного обряда, то удается записывать, как правило, лишь поминальные. В коллекции фольклора Новгородского университета отсутствуют плачи оповещения, но есть тексты плачей-сетований и плачей поминальных. Хотя есть и несколько фрагментов плачей, исполняемых, например, при обмывании тела:

Глянула горька сиротинушка на тесову на лавочку:

Лежит-то родна матушка, позакрыты очи ясные...

(Барабанова Н. К., Старорусский район)

При положении в гроб и выносе гроба причитывали:

Ты любименький, сыночек, родненький,

И понесут-то тебя, добрый молодец,

И по широкой-то, все гладкой улочке...

(Терешина Т. Т., Старорусский район)

Поминальные плачи были закреплены за определенными днями: девятым, двадцатым (полусороковины), сороковым (сороковины), годовщиной и так далее.

Причитания не имеют устойчивого текста. В них большую роль играет импровизационное начало и, следовательно, поэтические способности самих плакальщиц. Похоронные причитания оказались менее устойчивыми, чем, например, свадебные. Однако в основе похоронных плачей четко прослеживается традиционная жанровая структура, архаическая по своему генезису. Это касается и структуры плача, и художественных средств выражения. В основе текстов плачей обнаруживаются те схемы и художественные средства, которые вырабатывались в традиции для каждого из случаев: смерть отца, матери, мужа, детей и так далее, но каждая схема, подходящая к случаю, наполняется конкретным событийным материалом, связанным с неповторимостью данного случая. В плачах по-прежнему очевидны постоянные элементы композиции, например, обращение к умершему:

Дорогой ты, родный, Лешенька,

Уж ты надел платьице светлое...

(Федотова А. А., Старорусский район)

Или призыв побыть еще дома:

Да попрошу я, сиротинушка,

Что тебя, мила доченька,

Да погости, мила доченька,

Да во своем теплом гнездышке.

Теперя не неделюшку тебе неделывать

И не денечек тебе деневать...

(Архипова Г. П., Окуловский район)

Сохраняется и такая структурная часть, как просьба к умершему открыть глаза и сказать последнее слово:

И прогляни-ка ты очам ясныим,

Так уж скажи-ка словечко ласково...

(Виноградова А. Д., Старорусский район)

В плаче, записанном от Кузнецовой Н. И.(Старая Русса), смерть предстает ввиде таинственного существа, способного похитить человека:

Ой, ты-то, смертушка лютая,

Увела от нас родну маменьку...

В поминальных плачах постоянно встречаем просьбу-обращение к стихиям природы - ветрам, земле, чтобы они помогли общению с усопшим, который на этот момент должен ожить, увидеть и поговорить с пришедшим.

А расступись-ка, мать - сыра земля,

Да раздайся, гробова доска,

Ты повыди-ка, повыступи,

Поговори со мною, сиротинушкой, -

причитывала Федорова М. Н. из Окуловского района.

Постоянно звучит и мотив сиротской доли, утраты надежды на свидание с умершим:

Из-за моря, из-за леса возвращаются,

Ждут да и дождутся,

А тебя, мой милый дитятко, не воротишь.

И не встречу я тебя на ясной тропиночке,

И никто мое горюшко не снимет

С несчастной моей головушки...

Так же постоянно встречается и мотив приглашения усопшего в гости с просьбой посмотреть на то, как мается, как тяжело без него живет его семья:

Ты спроси-ка у молоденьки,

Как живу я, сиротинушка.

По утру я ранешенько

Умою личико белешенько,

Умою личико горячиим слезам,

Как выхожу я, сиротинушка,

На тяжелую на работушку, -

причитывала Базарова Е. К. из Старорусского района.

В плаче Ефимовой Е. А. находим:

Дорогая матушка, прилети ко мне

В дороги гости любимые,

Сядь на косистое окошечко,

Я буду ждать тебя и поглядывать...

В хранящихся архивных материалах достаточно часто встречаются архаические элементы, восходящие к языческим представлениям о природе. К таковым относятся, например, устойчивые формулы - постоянные места, содержащие элементы заговора. Вот почти похожие начала поминальных плачей, записанных в разное время от разных исполнительниц в Старорусском районе:

Так уж позавейте, ветры буйные,

Разнесите-ка пески желтые

Уже со высокой со могилушки,

Расступись-ка, мать-сыра земля...

(Виноградова А. Д.)

Уж и вы завейте, ветры буйные,

И разнесите, пески желтые,

И раскатитеся, камышки мелкие,

И откройся, гробова доска,

И вздынися, полотно белое,

И распуститеся, ручки удалые,

И открой ты очи ясные...

(Белоусова Н. Т.)

Элементы заговора содержатся и в обращении к умершему в поминальном плаче, содержащие просьбу сказать словечко:

Уж пришла я, горькая сиротинушка,

На твою на высокую на могилушку,

Так уж ты, моя сударынька, родна маменька,

Так уж скажи словечко ласково...

(Виноградова А. Д.)

Заговор естественно вошел в структуру плача, изначально имевшего магическую функцию воздействия на смерть. И хотя с течением времени магический смысл слова сказанного утрачивался, тем не менее, традиционно заговор оставался и продолжает до сих пор оставаться значимой смысловой частью общей композиции причета.

Смерть в плачах осмысливается как переселение в новый дом, в новую сферу обитания. В плаче Виноградовой выделяется мотив переселения в новую "горенку", уход из прежней, где все для умершего стало чуждым:

Видим горькие-то сиротинушки,

Наша сударыня, родна маменька,

Что не твоя-то постелюшка,

И не тебе эта подушечка,

А тебе сделали новую горенку...

Ох, заснул ты сном непробудныим,

Сном непробудныим, сном зловещим...

(Наумова М. И., Окуловский район)

Древние представления человека усматриваются и в образе смерти-сна: "Побужу я, сиротинушка, побужу от сна забудущего..." (Федорова Е. Ф., Старорусский район).Во всех хранящихся в архиве текстах похоронных причитаний обнаруживается мотив двоемирия - это земной мир и мир иной. Иной мир не наделяется какими-то конкретными чертами, но известно, что в нем обитают все ранее умершие и только умерший же может передать какие-то слова привета от оставшихся жить или рассказать об их горьких сетованиях тем, кто уже находится в том ином мире. К умершему обращаются с просьбой:

И не встретишь ли ты свою удалую головушуку,

А моего родного батюшку

И всех своих сродцев-приятелей?

Скажи от меня, сиротинушки,

Им низкий поклон с горючиим слезам...

(Ефимова Е. А.)

Ты не встретишься и не свидишься

С дорогим моим сродствам-приятелям,

С моей удалой-то головушкой,

С моим сердечным, милым детушкам?

Ты скажи, расскажи, моя родная,

Про мое житье сиротское...

(Федорова Е. Ф.)

Названные поминальные причеты содержат и представление о возможном возвращении из мира предков в особом, как уже было сказано выше, в зооморфном облике (в частности, облике птицы, которая и навещает родственников в земном мире):

Ой, ты, родна маменька,

Прилети ты на свою сторонушку,

Всправь ты сизые свои крылышки,

Да превратись ты в сизу пташечку,

Да прилети ты на свою родимую сторонушку...

(Кузнецова Н. И., Старая Русса)

Или у Ефимовой Е. А.:

Дорога матушка, прилети ко мне

В дороги гости любимые,

Сядь на косистое ты окошечко,

Я буду ждать тебя и поглядывать.

В народном представлении сохраняется и образ души-ветра, на что указывает поверье. "Когда слышится завывание ветра, говорят, покойники воют", - так говорит исполнительница, записанная в Окуловском районе. Ожидание прилета души-птицы сопровождается подготовкой к встрече - это выражается в стремлении плакальщицы поведать о жизни "горькой сиротинушки":

Уж и расскажу-то тебе, сиротинушка,

Уж про свою-то участь горькую,

Уж и ты не знаешь-то, моя-то кровь горячая,

Уж и не осталося у меня-то роду-племени,

Уж и не осталося у сиротинушки теплого гнездышка,

Уж и к кому-то я приклоню-то свою буйную головушку...

(Белоусова Н. Т.)

Это ожидание связано так же со стремлением попотчевать горькой, печальной ритуальной трапезой:

И поставлю я столы дубовые,

Понакрою скатерти бранные,

Понаставлю кушанья разные:

Первое кушанье я - малинушку,

Второе кушанье я - калинушку.

Как калинушка несладкая -

Так моя жизнь неприятная...

(Ефимова Е. А.)

Интересно, что похоронный плач, исполненный Ефимовой Е. А., включает в себя не только элементы поминального плача, но и, что кажется более удивительным, лирической песни, в которой часто встречается образ птицы, клюющей калинушку. Вот, например, фрагмент текста, имеющегося в собрании песен П. В. Киреевского:

Соловей-птица на долинушке сидит,

Горьку ягоду калинушку клюет.

Калену стрелу мил заряживает,

Каленой стреле мил приказывает...

По всей видимости, мы сталкиваемся с разрушением традиции похоронного обряда в виде его редуцирования.

В причитаниях подобного рода встречается как мотив сборов в дорогу, так и образ самой дороги. Фольклорную "путь-дороженьку" умерший преодолевает либо пешком, либо перелетает птицей границу, соединяющую и одновременно разделяющую два мира. Вот фрагменты плачей: "Не пойдешь ли ты по той пути-дороженьке, И не встретишь ли ты... "(Ефимова Е. А.). Или "И улетел ты теперь, добрый молодец, Улетел ты от меня кукушечкой..." (Терешина П. Т.). Порядок следования названных мотивов свободный. Центральная фигура похоронных плачей - образ покойного, а уже через него вводятся в плач и все другие персонажи. Правда покойный не является действующим лицом в полном смысле этого слова. Он существует только через воспоминания и характеристики вопленницы. Образ покойного в плачах рисуется идеальным и обладает самыми общими характеристиками: очи ясные, уста сахарные, ручки удалые. Встречаются, однако, и индивидуальные характеристики, например, в плаче Федоровой Е. Ф.:

Сама знаешь, сама ведаешь,

Кака ты у нас, у сиротинушек,

Слуга верная, безответная...

Хотя эта характеристика тоже стремится стать общей, идеальной, однако можно говорить и об особенных чертах образа: великом терпении, нежелании причинять страданий близким людям, о доброте умершей матери, к которой обращен плач.В целом о плачах можно сказать, что традиционные мотивы и формулы причета, живущие в художественном сознании женщины, наполняются конкретным содержанием и выливаются в эмоционально насыщенный текст. Похоронные плачи, записанные за последние двадцать лет и хранящиеся в архиве Новгородского университета, дают основание говорить о том, что их поэтические формулы сохранились в их затвердевшем состоянии, но при этом наблюдается явная тенденция к упрощению и редуцированию жанра.

Ой-ёй-ёй, дак уж как я-то горюшица - поминальное причитание (д. Лопатино Заборского с/с Тарногского р-на Вологодск.обл, исп. Корепанова Х.В.)

Ой-ёй-ёй, дак моё чадо-то милоё - поминальное причитание (п.Айга Илезского с/с Тарногского р-на Вологодск.обл, исп. Евсеева И.О.)