Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Какие самые страшные ошибки совершают родители? Что чувствует ребенок, когда его сравнивают с другими или прилюдно воспитывают? Как суметь не произнести «Надень шапку», «Доешь суп»? Рассказывает педагог Дима Зицер.

Главный родительский грех — гордость

— Хотелось бы поговорить о самых страшных ошибках, которые могут совершать родители в общении с детьми. О родительских грехах, практически.

— Главный родительский грех, мне кажется, совпадает с основным человеческим грехом, гордостью. В самой по себе гордости ничего страшного нет. Но из нее растет убеждение, что я — главный, из нее растет ответственность за ребенка на уровне порабощения. Надо проще к себе относиться, хотя это приходит только с годами.

— Сравнение — это страшно? Большая ошибка?

— Корень сравнения всего со всем находится в нас: нам недостаточно себя такими, какими мы являемся. Мы не верим, в силу разных обстоятельств, в частности, собственного воспитания, что мы клевые. И поэтому стараемся, чтобы было что-то, за что можно ухватиться, чтобы хоть наш ребенок был самым клевым.

— Но может быть, ребенку хорошо от того, что его с кем-то сравнивают. Может, ему хочется лучше становиться по сравнению с другим ребенком.

— Когда ребенка сравнивают с кем-то другим, с ним происходит несколько вещей. Вещь номер один: чем младше я, тем важнее для меня мама и папа, и я им верю безоговорочно. Если мама и папа мне говорят, что я хуже Павлика, начинает рушиться моя вера в себя. Я начинаю впервые понимать, что, возможно, мне надо жить не так, чтобы было интересно, а так, чтобы обогнать Павлика.

Сделать это можно разными способами: заляпать его тетрадку чернилами, обмануть маму и сказать, что Павлик получил по контрольной два. Мы получаем совсем другой механизм, механизм соревнования, не имеющий никакого отношения к саморазвитию.

Хороший ли это механизм или плохой? Это другой разговор. Но если мы говорим про человеческое в нас, то здесь он не должен работать. Я думаю, читатели сами могут вспомнить, как это у нас происходит. Например, мы спокойно в машине едем по дороге, и вдруг для нас почему-то становится суперважно кого-то обогнать. Отчего и как это происходит, неведомо, мы просто вдруг изо всех сил жмем на газ и рвемся вперед. И как раз в этот момент любопытно бывает зафиксировать ощущения внутри себя.

Можем поговорить про природу этого чувства. Я в последние месяцы много думаю об идее человеческого и животного в нас. Очевидно, что в нас есть и то, и другое. Мне кажется, что одна из целей человеческого бытия — приблизиться к человеческому началу и уйти от животного.

Чем мы отличаемся от животных? Свободой воли. Животные не могут сказать себе «да» или «нет».

Животное начало в нас — как раз желание выжить: поймать лучшую самку или самца, обогнать человека на дороге и, наконец, победить Павлика. Иначе все это вместо нас сделает кто-то другой.

Только вот в чем проблема: за последние несколько тысяч лет, и читатели наверняка про это слышали, многое изменилось. Инстинкты остались, но остальное изменилось. Напряжение между двумя этими полюсами и есть человеческая жизнь.

В тот момент, когда я еду по дороге и у меня срабатывает «я должен его обогнать», хорошо бы включить человеческое начало. Задать себе вопрос: «Зачем?»

— Еще из инстинктов: твое потомство должно выжить!

— Да, именно поэтому «надень шапку», «доешь суп» и так далее! Когда у меня самого в голове включается этот инстинкт, я говорю себе: «Дима, подожди. Ребенок сам чувствует, тепло ему или холодно. Сыт он или голоден. Все в порядке».

То же с едой: я понимаю, почему наши предки ели первое, второе и третье, особенно те, что с севера, — иначе они бы погибли. Но сейчас ведь уже не так, и это важно осознать.

Манипуляция — насилие гуманным способом

— Следующая частая ошибка — манипуляция, это страшно?

— Давай сначала договоримся, что это такое. В моей формулировке манипуляция — это обман. Когда мы что-то делаем, мы учим этому следующее поколение, это очевидная вещь. То, как мы себя ведем, показывает нашим детям способ поведения.

Бывает, иногда родители говорят: «Она (или он) — такой манипулятор!». Ну так вы его этому и научили. Если родители раз за разом будут обманывать меня, говоря, что за теми, кто не доедает кашку, приходит Баба-Яга, или милиционер, у кого на что фантазии хватает, конечно, я быстро сам освою этот прием.

— Почему родителям так легко скатиться в манипуляции? Они не требуют усилий?

— Соблазн применить силу как бы гуманным способом. Представим себе пример: я налила ребенку суп, ребенок устроил там кораблекрушение, суп не поел. Во мне опять включился инстинкт: мое потомство не выживет, если не поест этот суп. Я — мать, я должна сделать так, чтобы ребенок поел.

Я могу привязать его к стулу, раскрыть специальной раскрывалкой рот и лить туда суп. Но это как-то неудобно.

Дай-ка я его обману. Есть много способов обмануть. Помнишь пример у гениального Драгунского в «Тайное становится явным»? И блистательно, кстати, описано состояние Дениски. Это способ номер один, когда мы используем дрессировку: «Доешь суп — будешь молодцом».

Есть способ более сложный и извращенный: «Кто не ест суп, у того навсегда останутся маленькими ручки, тот не выйдет замуж, никогда не вырастет».

— Мне кажется, человек не всегда отслеживает, что он сейчас манипулирует. А совершенно искренне считает, что делает, как лучше.

— Более того, он имеет на это право. Мы — люди, наше базисное право — ошибаться и оступаться. Ну оступились, отряхнулись, подумали и пошли дальше. И вот это «пошли дальше» — довольно важный момент. Конечно, мы сваливаемся в это. У какого родителя не защемит сердце, когда его ребенок вышел на улицу без шарфа, а папе кажется, что там очень холодно? Вопрос не в том, защемит ли у меня сердце, вопрос в том, что я с этим сделаю.

Если ребенок обещал прийти в 9 вечера домой, а его нет ни в 9, ни в 10, ни в 11, и телефон не отвечает, какой родитель не начнет сходить с ума? Вопрос, что я делаю, когда схожу с ума. Иду путем порабощения: привяжу его к батарее, он совсем никуда не будет уходить, и я буду спокоен. Это не человеческий способ, но он есть. Человеческий способ более сложный, полный сомнений, конфликта и примирения, компромисса, рефлексии.

Право на себя — это не равнодушие

— Бывает такой родительский грех — равнодушие? Папа лежит на диване, смотрит телевизор, а ребенка посылает поиграть на планшете. Бывает ли так, что родителям действительно не интересно со своими детьми?

— Я бы сказал, что это разговор не про равнодушие. Я имею право делать то, что меня интересует. В большинстве случаев я не должен бросаться по первому зову к ребенку, откладывая все, чем занимался. Мама сидит, читает книгу в свое удовольствие, прибегает ребенок, ему очень важно прямо сейчас сделать что-то с мамой.

В этот момент мама собственным примером может обучить ребенка важному навыку — осознанию собственных потребностей: «Я имею право делать то, что мне сейчас интересно». И потратить одну минуту, чтобы рассказать, что такое удовольствие. Это совсем, совсем не равнодушие, а ровным счетом наоборот, это право на себя. Право на себя — это что я читаю, что я ношу, с кем и как дружу, это осознанность. Если бы мы всех детей в мире могли обучить этому праву на себя, а затем еще и передать его взрослым, то все, мы вошли бы в царство благоденствия.

— Есть такой анекдот. Мама выглядывает в окно и кричит сыну: «Иди домой!» — «Мама, я замерз?» — «Нет, ты проголодался!». Здесь с родителем что происходит?

— Грех бездумия, я бы сказал, если пользоваться твоей терминологией. Что происходит у мамы? У мамы папа из магазина притащил мамонта, и у нее опять сработал базисный инстинкт: срочно накормить сына. Иначе мамонта съедят другие люди. У меня для мамы есть сообщение: мамонт никуда не денется, он будет лежать на том же месте и через час.

А если вдруг его действительно съедят, то мы пойдем за угол, в магазин, и купим там сыр, хлеб и пельмени. Вот в этой точке прикольно остановиться и задать вопрос иначе: «Ты хочешь есть?». Между прочим, это важный материнский вопрос: дети действительно заигрываются. Нужна всего секунда, одна секунда, чтобы не впадать в бездумие.

— Ее еще надо научиться ловить.

— Есть инструмент, который не дает сбоя. И у меня есть тысячи отзывов, что он работает. Сделайте один глубокий вдох. Я открыл окно, чтобы крикнуть Павлику. Глубоко вдохнул. И закрыл окно. Или же открыл, вдохнул: «Павлик, ты голоден?» — «Нет!» — «А я голоден, пойду поем!». И все.

Хорошо, что мы об этом заговорили. Я понимаю, что надо продолжать искать слова. Очень часто люди говорят мне: «Нет, это невозможно, это же не волшебная палочка, раз, и все». Это не волшебная палочка, это конкретный и очень простой инструмент, и никаких денег не стоит. Попробуйте его. Он дает нам фору три секунды, а больше времени и не нужно.

А дальше уже будет выбор: или отпустить, или кормить и устроить первобытный строй. Но в любом случае это будет осознанный выбор. А без выбора мы опять возвращаемся к животному началу, без выбора говорим: «Доедай суп!».

Как родители могут предать своих детей

— Предательство — самый, наверное, страшный родительский грех. Как родители предают своих детей? И как им перестать это делать?

— Как родители могут предать своих детей? В первую очередь, неуверенностью в самих себе. Давай для начала простейшее предательство: мы идем по лестнице, мой ребенок прыгает и шумит, соседка цокает языком, и в этот момент вдруг я демонстрирую, что соседка мне дороже моего ребенка. Меня спросят: что же, позволить ребенку шуметь в подъезде?

Но ведь пошуметь — это природа детства. Соседка придет домой и успокоится или не успокоится. Это как ей нравится.

В этой ситуации главное сообщение, которое я посылаю своему ребенку: «Ты — мой самый любимый и важный человек, не соседка, а ты». А как это сообщение послать, уже надо немного подумать.

Еще одно предательство в чистом виде — школьные родительские собрания. Когда я позволяю другому человеку говорить о моем близком человеке у него за спиной, да еще и в присутствии других людей. А потом, вернувшись домой, ставлю это мнение во главу угла и начинаю выговаривать своему близкому человеку. Мы можем обманывать себя сколько угодно, но это предательство в чистом виде.

Другой пример — про бабушек. Он болезненный и действительно сложный. Бабушка начинает строить человека: сейчас надо поесть, сейчас надо лечь спать. Это не предательство в чистом виде, но если мы нашего близкого человека при этом не защищаем, даже не объясняем ему, что происходит, это та же история.

Если я понимаю, что у меня ребенок не спит днем, ну вот не хочет он спать, а бабушке надо, чтобы он спал полтора часа, даже если он рыдает, то он просто не идет к бабушке. Нельзя делать человека заложником своих отношений с третьим лицом. Да, у меня могут быть сложные отношения с родителями, ну так, значит, мне их и разруливать, я же взрослый. Надо разговаривать, да, иногда надо конфликтовать, можно вместе пойти к семейному психологу, можно много чего. Это взрослые отношения и ответственность взрослых. Но не рвите ребенка на части.

Я ощутил, что сейчас эту соску просто впихну ей в рот

— Какая самая большая ошибка Димы Зицера как папы?

— У меня трое детей. Старшая дочка родилась, когда мне был 21 год. Я очень хорошо помню, что был тогда абсолютно уверен, каюсь, что плакать нехорошо. Что родитель должен сделать все, чтобы ребенок не плакал. Я был настолько глуп, что даже не интересовался, откуда это убеждение идет. Помню это раздражение, когда она плакала.

И помню, как я с ним справился. Маленькая однокомнатная квартира. Дочке около года, она лежит в кроватке, я остался с ней один и что-то репетирую в это время. И вот она плачет, я иду к ней, беру по дороге соску, заношу руку и понимаю, что у меня очень напрягся мускул на руке. И что сейчас я эту соску ей просто впихну в рот.

И тут мне становится очень страшно. Такой сильный момент осознанности. Я очень испугался, очень. А дальше уже начал про это думать, начал обращать внимание, начал смотреть, что к чему. В ту секунду, когда я испугался, это родило цепочку мыслей: как это происходит, что за чем идет.

Еще одна ошибка связана со средней дочкой. Старшая родилась, когда мы были совсем молодыми пофигистами, мы тусовались и ни о чем не парились, и она тусовалась вместе с нами. Младшая уже тусуется вместе с нами, потому что мы приняли, что это очень правильный способ жить. А средняя попала на время нашего становления и занятия самими собой.

Рост ее был довольно сильным и резким для нас. Если говорить о том, что бы я поменял, когда она была в возрасте 4, 5, 6 лет, я бы намного больше брал ее везде с нами, намного больше проводил бы с ней вместе времени. Так вышло, что я, я сам, недополучил этого удовольствия — быть с ней маленькой.

Тогда мне казалось, ну что там, маленький ребенок и есть маленький ребенок, мы все равно хорошие родители, она любима. Но сегодня я как можно больше времени проводил бы с ней. Исходя просто из того, что любимые люди не могут в большинстве случаев друг другу помешать.

Отец у меня есть, - рассказывает тридцатидвухлетняя Юлия. - Он жив-здоров, еще не стар и чувствует себя прекрасно... я так думаю. Дело в том, что мы с ним много лет не общаемся. Видеть его не хочу, и ничего знать о нем - тоже!.. Не могу простить ему предательства!

А что случилось?

А что с мужиками случается ближе к сорока годам? Седина в бороду, бес в ребро!.. Встретил другую женщину, на десять лет моложе мамы, и ушел к ней. Перед уходом, как в таких случаях водится, некоторое время всем голову морочил... Мне тогда было пятнадцать, сестре семь. У нас была просто идеальная семья! Счастливые были годы: мама с папой дружные, веселые, влюбленные друг в друга, постоянно что-то затевали. Папа с нами занимался постоянно, всему учил. Когда болели, у постели сидел. Баловал... В день зарплаты вел нас с сестрой в магазин, и - выбирайте, мол, девчонки, что душа просит, все вам куплю! И покупал... Мама ругала его потом, а он - ну они же девочки, принцессы!.. Мы с сестрой его просто боготворили...

Понятно. А потом?

А потом - как снег на голову - появилась эта Света. Познакомился на работе и влюбился. Ушел к ней. Правда, ушел буквально в чем стоял, имущество не делил, всё нам оставил... Поначалу никто не верил даже - ни в школе, нигде. Переспрашивали - твои родители развелись? Да ладно! Не может быть, ты, наверно, шутишь!.. Хороши шуточки. Что с матерью творилось, не передать... В себя она не могла прийти пару лет точно. Из-за этого, я считаю, и заболела потом. Серьезный диагноз ей поставили пять лет назад, вот, боремся... Всё-таки сильно она отца любила. Так больше никого у нее потом и не было...

У отца все в шоколаде. Живет с этой Светой до сих пор, у них дочка-школьница, кажется... Сколько ей сейчас? Наверно, лет пятнадцать...

А "старых" детей, значит, бросил?

Ну. если честно, все годы он пытался с нами общаться. Деньги привозил. Мать даже и на алименты не подавала, по-моему... Звонил постоянно. К школе приезжал, караулил. Подарки передавал через бабушку. Хотя я ему говорила, что мне ничего от него не нужно! Даже и сейчас пытается что-то там наладить. Чувство вины его, видимо, разъедало все годы. Ну так ему и надо!.. Я ему облегчать его страдания не собираюсь. Потому что он - пре-да-тель! Бросил жену и двоих детей!

Но ведь получается, что детей-то по крайней мере не бросил! Ты же сама говоришь - и квартиру оставил, и деньги давал, и звонил, общаться пытался все годы...

Ой, перестань, не нужно мне было такое общение! Мне отец нужен был, живущий рядом. Счастливая мама, полная семья. Он все разрушил ради своей прихоти. Ну и пусть будет счастлив - если сможет!..

Имеют ли право дети в подобных случаях обижаться на отца - не за себя, а за то, что он "предал их мать"? Разрушил семью, возможно, довел мать до серьезной болезни, думая только о себе?
Или это дело касается исключительно матери, и обижаться или нет может только одна она, а девушка ведет себя глупо и по-скотски?
Виноват ли отец, что все вот так вышло?
Что думаете?